Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
"Цивилизованные нувориши...."
Нее даже сивая кобыла такого не придумает.
Ирак ливия сирия ... - память отшибло проповедникам белого и пушистого империализма?
Нее даже сивая кобыла такого не придумает.
Ирак ливия сирия ... - память отшибло проповедникам белого и пушистого империализма?
Для того чтобы иметь много денег, не надо иметь много ума, а надо не иметь совести.
(Талейран)
(Талейран)
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Это не сейчас. Это ещё в 1906 Дмитрий Иванович наш Менделеев такие прогнозы давал. Уточним, правда, что к середине века он обещал "лишь" 282,7 млн. А вот к 2000 - почти 600 млн.vvr2a писал(а):Вот не понимаю я откуда сейчас берётся это: "была бы цивилизованная развитая Россия с 400-миллионным населением"? На основании каких выкладок?
Д. И. Менделеева «К познанию России». 1906 г.
Характерно, что до революции менделеевский прогноз вполне выполнялся. Даже во время ПМВ население росло, хотя и заметно меньшими темпами, конечно.
Ну, это как "эффект разбитых окон". Или "положительная обратная связь". Такое же остервенение было и во Франции во время известных событий. Да хоть в той же Внаукраине. Видать, характерная особенность революций такая.vvr2a писал(а):Трудно понять, где же тогда нашлись эти сотни тысяч разозлённых донельзя людей, которые за какие-то идеи вдруг начали рубать шашками тела друг друга? Вот просто отрубая куски таких же русских тел на скаку! Видимо не считая противников достойными даже малейшего снисхождения. Да ещё и славить потом это дело в песнях и плясках. Откуда-то же взялась в народе такая лютая ненависть друг к другу?
Примечательно, что в дореволюционной России был острый дефицит ... палачей. Кадровый голод, тык-скыть. Приходилось назначать на эту "должность" уголовников, да и то принудительно.
http://litresp.ru/chitat/ru/%D0%98/igna ... i-i-sssr/5
Вот что ещё интересно:
А вот после революции такой проблемы уже не было. Палачи уже в фаворе были. Наиболее преуспевавших "стахановцев" в генералы производили. Правда, с другой стороны, из некоторых довоенных воспоминаний можно узнать, что вокруг НКВДшника в трамвае "вакуум" образовывался, как бы не был вагон забит. Чего здесь было больше, брезгливости или страха - сложно сказать. Подозреваю, что всё-таки, второго.Сравнивая отношение к палачам в европейских странах и в России, следует подчеркнуть существенную разницу в восприятии профессии палача массовым сознанием европейцев и русских людей. Для жителя европейской страны палач воспринимался как слуга власти, так же как сборщик налогов или офицер армии. Палачи держали лавки, магазинчики и кабачки, люди знали, кому они принадлежат, и никто не гнушался такого рода соседством. В России же представители всех слоев общества видели в палаче преступника, прежде всего против собственной души, негодяя закоренелого и неисправимого. Палач зарабатывал своим ремеслом деньги на жизнь, но позорил навек свой род и фамилию, и не существовало обстоятельств или доводов рассудка, способных в глазах русского общества извинить выбор палачом своего страшного и постыдного ремесла.
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
vvr2a ну вы забыли террор, который цвел несколько десятилетий до 17 года, забыли Пугачевский бунт, возбудить в людях ненависть не сложно, а очень просто.
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Меценатов вспомните, вспомните модерн, бриллиантами до сих пор по всей стране стоящий и многое другое. Зря вы так. Не сравнивайте с текущими, внуками убийц и батраков.vac99 писал(а):"Цивилизованные нувориши...."
Нее даже сивая кобыла такого не придумает.
Ирак ливия сирия ... - память отшибло проповедникам белого и пушистого империализма?
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Что-то постыдное быть батраком?Mozg писал(а):Не сравнивайте с текущими, внуками убийц и батраков.
- Piligrim Sakha
- Сообщения: 1486
- Зарегистрирован: 02 ноя 2014, 14:04
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Это он со страху... Соломкой вас перебирает...мура писал(а):Прикинь, бухает с нами в Жасмине иногда. Не часто, не спорю.
И спать хочется, и Родину жалко
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Вопрос: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Ответ:
Если бы, да кабы
То во рту росли бы грибы
и был бы не рот,
а огород
Любимое занятие форумчан брехать в пустоту.
Ответ:
Если бы, да кабы
То во рту росли бы грибы
и был бы не рот,
а огород
Любимое занятие форумчан брехать в пустоту.
За действия страны ответственность лежит на народе этой страны.
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Барин приееехал!radiks писал(а):Любимое занятие форумчан брехать в пустоту.
Всем зведОв навставлял, чубы подёргал, всем диагноз поставил!
И снова в столицу по делам.

Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Ну вот опять. Вот в теме про строительство стадиона на частные деньги выпускника первое что написали - "сукка, небось на ворованое, 17 мультов просто так горбом не заработаешь!"Piligrim Sakha писал(а): Это он со страху... Соломкой вас перебирает...
Две полярности: либо считают высоко поднявшихся людей ворами по-умолчанию, либо верят в то, что у них какой-то мегамозг и они там в высях горних занимаются чуть ли не колдовством и божественным предвидением. А в основном это нормальные люди. Могут и под ёлкой посрать.
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
а они просто нашли клад. всего делофто!
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
Просто у нас в России какой бы строй ни был,что социализм,что капитализм,все какое-то кособокое получается.И у власти,почему-то,то дураки,то воры,то авантюристы,то садисты оказываются.Miteq писал(а):Первую мировую царское правительство бездарно просрало, а вторую мировую РККА выиграла у Германии вкупе со всей европейской промышленностью. Через какие-то 20 с небольшим лет.
На остатках какой промышленности мы во многом до сих пор живём? Правильно, советской. И прошло уже сколько лет с развала СССР? Немного больше, чем 20, правда? Можно дальше проклинать совок и прославлять капитализм, ага. Да нас бы просто не было, большинства из нас, если бы не революция.
На все семейные истории типы приведённых мурой срать я хотел с высокой колокольни. Это байки, а не история. Ничего не подтверждают и не опровергают.
-
- Сообщения: 446
- Зарегистрирован: 15 апр 2008, 10:51
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
История не знает сослагательного наклонения. Октябрь 1917-го — это свершившийся исторический факт, который те, кто хочет жить в России и для России, должны изучать и делать для себя соответствующие выводы.
Кроме того, автор вопроса должен был разъяснить смысл фразы «жить лучше», ибо здесь может быть очень много разночтений.
Кроме того, автор вопроса должен был разъяснить смысл фразы «жить лучше», ибо здесь может быть очень много разночтений.
Это потому, что поддавшись на чужую пропаганду, строим не своё, не соответствующее нашему русскому самосознанию, кладя в основы идеи, в корне не соответствующие тем, которые в своё время вели наших воинов, строителей, учёных, творцов культуры. СССР был 100% антикапиталистическим проектом (а еврокапитализм совершенно не может прижиться у нас, Окрябрь 1917-го был реакцией именно на Февраль 1917-го) и поэтому был во многих смыслах весьма успешным, но имел ряд ужасных и принципиальных дефектов, которые неизбежно обеспечили его крах.mimas писал(а):Просто у нас в России какой бы строй ни был,что социализм,что капитализм,все какое-то кособокое получается.И у власти,почему-то,то дураки,то воры,то авантюристы,то садисты оказываются.
...тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. (2Фесс. 2:7)
Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
В процессе, чтения про себя почему-то начал картавить! А так, браво!Черносотенец писал(а):История не знает сослагательного наклонения.

Re: Если бы не революция, мы бы жили лучше или хуже?
пусть будет здесь. хоть и не совсем по теме.
Художник Константин Коровин о жизни в России после революции:
Знаменитый русский живописец и театральный художник Константин Алексеевич Коровин после революции 1917 года некоторое время прожил в России: занимался вопросами сохранения памятников искусства, организовал аукционы и выставки в пользу освободившихся политзаключённых, продолжал сотрудничать с театрами. С 1918 года он жил в имении Островно Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, преподавал в свободных государственных художественных мастерских на даче «Чайка». В 1923 году художник по совету А.В. Луначарского выехал за границу и поселился во Франции. О времени, которое он провел в Советской России, живописец, обладавший к тому же немалым литературным даром, оставил очень живые, яркие, образные заметки в своем дневнике.
Один взволнованный человек говорил мне, что надо все уничтожить и все сжечь. А потом все построить заново.
— Как, — спросил я, — и дома все сжечь?
— Конечно, и дома.
— А где же вы будете жить, пока построят новые?
— В земле, — ответил он без запинки.
Странно тоже, что в бунте бунтующие были враждебны ко всему, а особенно к хозяину, купцу, барину, и в то же время сами тут же торговали и хотели походить на хозяина, купца и одеться барином.
Один коммунист, Иван из совхоза, увидел у меня маленькую коробочку жестяную из-под кнопок. Она была покрыта желтым лаком, блестела. Он взял ее в руки и сказал:
— А все вы и =Автоцензор: Правила форума 2.1. Применение нецензурных слов и выражений на любом языке к участникам любого обсуждения и обсуждаемым темам, угрозы и оскорбления других пользователей.= лучше нашего живете.
— Но почему? — спросил я. — Ты видишь, Иван, я тоже овес ем толченый, как лошадь. Ни соли, ни сахару нет. Чем же лучше?
— Да вот, вишь, у вас коробочка-то какая.
— Хочешь, возьми, я тебе подарю.
Он, ничего не говоря, схватил коробочку и понес показывать жене.
Во время так называемой революции собаки бегали по улицам одиноко. Они не подходили к людям, как бы совершенно отчуждавшись от них. Они имели вид потерянных и грустных существ. Они даже не оглядывались на свист: не верили больше людям. А также улетели из Москвы все голуби.
Были дома с балконами. Ужасно не нравилось проходящим, если кто-нибудь выходил на балкон. Поглядывали, останавливались и ругались. Не нравилось. Но мне один знакомый сказал:
— Да, балконы не нравятся. Это ничего — выйти, еще не так сердятся. А вот что совершенно невозможно: выйти на балкон, взять стакан чаю, сесть и начать пить. Этого никто выдержать не может. Летят камни, убьют.
Учительницы сельской школы под Москвой, в Листвянах, взяли себе мебель и постели из дачи, принадлежавшей профессору Московского университета. Когда тот заспорил и получил мандат на возвращение мебели, то учительницы визжали от злости. Кричали: «Мы ведь народные учительницы, на кой нам чёрт эти профессора! Они буржуи!».
Я спросил одного умного комиссара: «А кто такой буржуй, по-вашему?» Он ответил: «Кто чисто одет».
Деревня Тюбилки взяла ночью все сено у деревни Горки. В Тюбилке сто двадцать мужиков, а в Горках тридцать.
Я говорю Дарье, которая из Тюбилок, и муж ее солидный, бывший солдат:
— Что же это вы делаете? Ведь теперь без сена к осени весь скот падет не емши в Горках.
— Вестимо, падет, — отвечает она.
— Да как же вы это? Неужто и муж твой брал?
— А чего ж, все берут.
— Так как же, ведь вы же соседи, такие же крестьяне. Ведь и дети там помрут. Как же жить так?
— Чего ж… Вестимо, все помрут.
Я растерялся, не знал, что и сказать:
— Ведь это же нехорошо, пойми, Дарья.
— Чего хорошего. Что уж тут… — отвечает она.
— Так зачем же вы так.
— Ну, на вот, поди… Все так.
Что бы кто ни говорил, а говорили очень много, нельзя было сказать никому, что то, что он говорит, неверно. Сказать этого было нельзя. Надо было говорить: «Да, верно». Говорить «нет» было нельзя — смерть. И эти люди через каждое слово говорили: «Свобода». Как странно.
Один латыш, бывший садовник-агроном Штюрме, был комиссар в Переяславле. Говорил мне:
— На днях я на одной мельнице нашел сорок тысяч денег у мельника.
— Где нашли? — спросил я.
— В сундуке у него. Подумайте, какой жулик. Эксплуататор. Я у него деньги, конечно, реквизировал и купил себе мотоциклетку. Деньги народные ведь.
— Что же вы их не отдали тем, кого он эксплуатировал? — сказал я. Он удивился:
— Где же их найдешь. И кому отдашь. Это нельзя… запрещено… Это будет развращение народных масс. За это мы расстреливаем.
Больше всего любили делать обыски. Хорошее дело, и украсть можно кое-что при обыске. Вид был у всех важный, деловой, серьезный. Но если находили съестное, то тотчас же ели и уже добрее говорили:
— Нельзя же, товарищ, сверх нормы продукт держать. Понимать надо. Жрать любите боле других.
При обыске у моего знакомого нашли бутылку водки. Её схватили и кричали на него: «За это, товарищ, к стенке поставим». И тут же стали её распивать. Но оказалась в бутылке вода. Какая разразилась брань… Власти так озлились, что арестовали знакомого и увезли. Он долго просидел.
Коммунисты в доме Троцкого получали много пищевых продуктов: ветчину, рыбу, икру, сахар, конфеты, шоколад. Зернистую икру они ели деревянными ложками по килограмму и больше каждый. Говорили при этом:
— Эти сволочи, буржуи, любят икру.
Весь русский бунт был против власти, людей распоряжающихся, начальствующих, но бунтующие люди были полны любоначалия: такого начальствующего тона, такой надменности я никогда не слыхал и не видал в другое время. Это было какое-то сладострастие начальствовать и только начальствовать.
Тенор Собинов, всегда протестовавший против директора Императорских театров Теляковского, сам сделался директором Большого оперного театра. Сейчас же заказал мне писать с него портрет в серьезной позе. Портрет взял себе, не заплатив мне ничего. Ясно, что я подчиненный и должен работать для директора. Просто и правильно.
Ехал в вагоне сапожник и говорил соседям:
— Теперь сапожки-то, чего стоят. Принеси мне триста тысяч, да в ногах у меня поваляйся — сошью, а то и нет. Во как нынче.
На рынке в углу Сухаревой площади лежала огромная куча книг, и их продавал какой-то солдат. Стоял парень и смотрел на кучу книг. Солдат:
— Купи вот Пушкина.
— А чего это?
— Сочинитель первый сорт.
— А чего, а косить он умел?
— Нет… Чего косить… Сочинитель.
— Так на кой он мне ляд.
— А вот тебе Толстой. Этот, брат, пахал, косил, чего хочешь.
Парень купил три книги и, отойдя, вырвал лист для раскурки.
Староста-ученик, крестьянин, говорил на собрании:
— Вот мастер придет в мастерскую, говорит все, что хочет, и уйдет, а жалованье получает. А что из этого? Положите мне жалованье, я тоже буду говорить, еще больше его.
Ученики ему аплодировали, мастера молчали.
В Школу живописи в Москве вошли новые профессора и постановили: отменить прежнее название. Преподавателей называть мастерами, а учеников подмастерьями, чтобы больше было похоже на завод или фабрику. Самые новые преподаватели оделись, как мастера, надели черные картузы, жилеты, застегнутые пуговицами до горла, как у разносчиков, штаны убрали в высокие сапоги, все новое. Действительно, были похожи на каких-то заводских мастеров.
Я увидел, как профессор Машков доставал носовой платок. Говорю ему:
— Это не годится. Нужно сморкаться в руку наотмашь, а платки — это уж надо оставить.
Он свирепо посмотрел на меня.
Был жетон: «Да укрепится свобода и справедливость на Руси».
В Школе живописи мастера и подмастерья. Все было хорошо, но с подмастерьем было трудно. Их работу надо было расценивать. Трудно было вводить справедливость. Трудно. Кто сюпрематист, кто кубист, экс-импрессионист, футурист — трудно распределить. Что все это стоит, по аршину или как ценить? Да еще на стене написано: «Кто не работает, тот не ест». А есть вообще нечего было. А справедливость надо вводить.
У Всерабиса и мастеров ум раскорячивался, как они говорили. Заседания и денные, и ночные. Постановления одни вышибали другие. Трудно было, один предлагал то, а другой совсем другое. И притом жрать хочется до смерти. Вот как трудно вводить справедливость и равенство. Все ходили измученные, бледные, отрепанные, неумытые, голодные. Но все же горели энергией водворить так реформы, чтобы было как можно справедливее.
И их души не догадывались, что главная потуга их энергии — это было не дать другим того, что они сами не имеют. Как успокоить бушующую в себе зависть? А так как она открылась во всех, как прорвавшийся водопад, то в этом сумасшедшем доме нельзя было разобрать с часу на час и с минуты на минуту, что будет и какое постановление справедливости вынесут судьи.
Странно было видеть людей, охваченных страстью власти и низостью зависти, и при этом уверенно думающих, что они водворяют благо и справедливость.
http://izbrannoe.com/news/mysli/khudozh ... volyutsii/
Художник Константин Коровин о жизни в России после революции:
Знаменитый русский живописец и театральный художник Константин Алексеевич Коровин после революции 1917 года некоторое время прожил в России: занимался вопросами сохранения памятников искусства, организовал аукционы и выставки в пользу освободившихся политзаключённых, продолжал сотрудничать с театрами. С 1918 года он жил в имении Островно Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, преподавал в свободных государственных художественных мастерских на даче «Чайка». В 1923 году художник по совету А.В. Луначарского выехал за границу и поселился во Франции. О времени, которое он провел в Советской России, живописец, обладавший к тому же немалым литературным даром, оставил очень живые, яркие, образные заметки в своем дневнике.
Один взволнованный человек говорил мне, что надо все уничтожить и все сжечь. А потом все построить заново.
— Как, — спросил я, — и дома все сжечь?
— Конечно, и дома.
— А где же вы будете жить, пока построят новые?
— В земле, — ответил он без запинки.
Странно тоже, что в бунте бунтующие были враждебны ко всему, а особенно к хозяину, купцу, барину, и в то же время сами тут же торговали и хотели походить на хозяина, купца и одеться барином.
Один коммунист, Иван из совхоза, увидел у меня маленькую коробочку жестяную из-под кнопок. Она была покрыта желтым лаком, блестела. Он взял ее в руки и сказал:
— А все вы и =Автоцензор: Правила форума 2.1. Применение нецензурных слов и выражений на любом языке к участникам любого обсуждения и обсуждаемым темам, угрозы и оскорбления других пользователей.= лучше нашего живете.
— Но почему? — спросил я. — Ты видишь, Иван, я тоже овес ем толченый, как лошадь. Ни соли, ни сахару нет. Чем же лучше?
— Да вот, вишь, у вас коробочка-то какая.
— Хочешь, возьми, я тебе подарю.
Он, ничего не говоря, схватил коробочку и понес показывать жене.
Во время так называемой революции собаки бегали по улицам одиноко. Они не подходили к людям, как бы совершенно отчуждавшись от них. Они имели вид потерянных и грустных существ. Они даже не оглядывались на свист: не верили больше людям. А также улетели из Москвы все голуби.
Были дома с балконами. Ужасно не нравилось проходящим, если кто-нибудь выходил на балкон. Поглядывали, останавливались и ругались. Не нравилось. Но мне один знакомый сказал:
— Да, балконы не нравятся. Это ничего — выйти, еще не так сердятся. А вот что совершенно невозможно: выйти на балкон, взять стакан чаю, сесть и начать пить. Этого никто выдержать не может. Летят камни, убьют.
Учительницы сельской школы под Москвой, в Листвянах, взяли себе мебель и постели из дачи, принадлежавшей профессору Московского университета. Когда тот заспорил и получил мандат на возвращение мебели, то учительницы визжали от злости. Кричали: «Мы ведь народные учительницы, на кой нам чёрт эти профессора! Они буржуи!».
Я спросил одного умного комиссара: «А кто такой буржуй, по-вашему?» Он ответил: «Кто чисто одет».
Деревня Тюбилки взяла ночью все сено у деревни Горки. В Тюбилке сто двадцать мужиков, а в Горках тридцать.
Я говорю Дарье, которая из Тюбилок, и муж ее солидный, бывший солдат:
— Что же это вы делаете? Ведь теперь без сена к осени весь скот падет не емши в Горках.
— Вестимо, падет, — отвечает она.
— Да как же вы это? Неужто и муж твой брал?
— А чего ж, все берут.
— Так как же, ведь вы же соседи, такие же крестьяне. Ведь и дети там помрут. Как же жить так?
— Чего ж… Вестимо, все помрут.
Я растерялся, не знал, что и сказать:
— Ведь это же нехорошо, пойми, Дарья.
— Чего хорошего. Что уж тут… — отвечает она.
— Так зачем же вы так.
— Ну, на вот, поди… Все так.
Что бы кто ни говорил, а говорили очень много, нельзя было сказать никому, что то, что он говорит, неверно. Сказать этого было нельзя. Надо было говорить: «Да, верно». Говорить «нет» было нельзя — смерть. И эти люди через каждое слово говорили: «Свобода». Как странно.
Один латыш, бывший садовник-агроном Штюрме, был комиссар в Переяславле. Говорил мне:
— На днях я на одной мельнице нашел сорок тысяч денег у мельника.
— Где нашли? — спросил я.
— В сундуке у него. Подумайте, какой жулик. Эксплуататор. Я у него деньги, конечно, реквизировал и купил себе мотоциклетку. Деньги народные ведь.
— Что же вы их не отдали тем, кого он эксплуатировал? — сказал я. Он удивился:
— Где же их найдешь. И кому отдашь. Это нельзя… запрещено… Это будет развращение народных масс. За это мы расстреливаем.
Больше всего любили делать обыски. Хорошее дело, и украсть можно кое-что при обыске. Вид был у всех важный, деловой, серьезный. Но если находили съестное, то тотчас же ели и уже добрее говорили:
— Нельзя же, товарищ, сверх нормы продукт держать. Понимать надо. Жрать любите боле других.
При обыске у моего знакомого нашли бутылку водки. Её схватили и кричали на него: «За это, товарищ, к стенке поставим». И тут же стали её распивать. Но оказалась в бутылке вода. Какая разразилась брань… Власти так озлились, что арестовали знакомого и увезли. Он долго просидел.
Коммунисты в доме Троцкого получали много пищевых продуктов: ветчину, рыбу, икру, сахар, конфеты, шоколад. Зернистую икру они ели деревянными ложками по килограмму и больше каждый. Говорили при этом:
— Эти сволочи, буржуи, любят икру.
Весь русский бунт был против власти, людей распоряжающихся, начальствующих, но бунтующие люди были полны любоначалия: такого начальствующего тона, такой надменности я никогда не слыхал и не видал в другое время. Это было какое-то сладострастие начальствовать и только начальствовать.
Тенор Собинов, всегда протестовавший против директора Императорских театров Теляковского, сам сделался директором Большого оперного театра. Сейчас же заказал мне писать с него портрет в серьезной позе. Портрет взял себе, не заплатив мне ничего. Ясно, что я подчиненный и должен работать для директора. Просто и правильно.
Ехал в вагоне сапожник и говорил соседям:
— Теперь сапожки-то, чего стоят. Принеси мне триста тысяч, да в ногах у меня поваляйся — сошью, а то и нет. Во как нынче.
На рынке в углу Сухаревой площади лежала огромная куча книг, и их продавал какой-то солдат. Стоял парень и смотрел на кучу книг. Солдат:
— Купи вот Пушкина.
— А чего это?
— Сочинитель первый сорт.
— А чего, а косить он умел?
— Нет… Чего косить… Сочинитель.
— Так на кой он мне ляд.
— А вот тебе Толстой. Этот, брат, пахал, косил, чего хочешь.
Парень купил три книги и, отойдя, вырвал лист для раскурки.
Староста-ученик, крестьянин, говорил на собрании:
— Вот мастер придет в мастерскую, говорит все, что хочет, и уйдет, а жалованье получает. А что из этого? Положите мне жалованье, я тоже буду говорить, еще больше его.
Ученики ему аплодировали, мастера молчали.
В Школу живописи в Москве вошли новые профессора и постановили: отменить прежнее название. Преподавателей называть мастерами, а учеников подмастерьями, чтобы больше было похоже на завод или фабрику. Самые новые преподаватели оделись, как мастера, надели черные картузы, жилеты, застегнутые пуговицами до горла, как у разносчиков, штаны убрали в высокие сапоги, все новое. Действительно, были похожи на каких-то заводских мастеров.
Я увидел, как профессор Машков доставал носовой платок. Говорю ему:
— Это не годится. Нужно сморкаться в руку наотмашь, а платки — это уж надо оставить.
Он свирепо посмотрел на меня.
Был жетон: «Да укрепится свобода и справедливость на Руси».
В Школе живописи мастера и подмастерья. Все было хорошо, но с подмастерьем было трудно. Их работу надо было расценивать. Трудно было вводить справедливость. Трудно. Кто сюпрематист, кто кубист, экс-импрессионист, футурист — трудно распределить. Что все это стоит, по аршину или как ценить? Да еще на стене написано: «Кто не работает, тот не ест». А есть вообще нечего было. А справедливость надо вводить.
У Всерабиса и мастеров ум раскорячивался, как они говорили. Заседания и денные, и ночные. Постановления одни вышибали другие. Трудно было, один предлагал то, а другой совсем другое. И притом жрать хочется до смерти. Вот как трудно вводить справедливость и равенство. Все ходили измученные, бледные, отрепанные, неумытые, голодные. Но все же горели энергией водворить так реформы, чтобы было как можно справедливее.
И их души не догадывались, что главная потуга их энергии — это было не дать другим того, что они сами не имеют. Как успокоить бушующую в себе зависть? А так как она открылась во всех, как прорвавшийся водопад, то в этом сумасшедшем доме нельзя было разобрать с часу на час и с минуты на минуту, что будет и какое постановление справедливости вынесут судьи.
Странно было видеть людей, охваченных страстью власти и низостью зависти, и при этом уверенно думающих, что они водворяют благо и справедливость.
http://izbrannoe.com/news/mysli/khudozh ... volyutsii/