Тоже многовато буковок:
http://proza.ru/2009/07/15/629
Литературная страничка
Модератор: модераторы раздела "О прекрасном"
-
Дядюшка Шу
- Сообщения: 2725
- Зарегистрирован: 30 ноя 2008, 11:34
Re: Литературная страничка
Мышиные сказки понравились больше - хорошо написаны. Детям на ночь читать очень даже можно.Лиха писал(а):Тоже многовато буковок:
http://proza.ru/2009/07/15/629
Никто ничего не читает; ежели читает – ничего не понимает; ежели понимает – тут же забывает. С. Лем
Re: Литературная страничка
Максим Кантор. Цацки-Пецки. ( http://www.snob.ru/selected/entry/18227 )
Как-то я пересказал эту пословицу своим немецким друзьям, директору Музея современного искусства Хансу-Петеру и его заместителю Зеппу.
— По-немецки — «цецки-пецки», а по-русски — «бутерброд»!
Мы долго смеялись. Потом Ханс-Петер сказал:
— Какая смешная пословица. Ха-ха. С большим чувством юмора. Да. Только здесь есть ошибка, Максим. Дело в том, что по-немецки как раз — «бутерброд». А по-русски — «цецки-пецки».
— Что ты, Ханс-Петер, — сказал я. — Ошибки здесь нет! Это такая пословица смешная, в ней все наоборот. Ну да, слово «бутерброд» немецкое, но автор пословицы утверждает, что оно русское, а по-немецки надо говорить «цецки-пецки». Это шутка.
— Автор заблуждается, — терпеливо возразил Ханс-Петер, — по-немецки говорить «цецки-пецки» не надо. Такого слова нет.
— Это нарочно, Ханс-Петер! Нарочно! Здесь все перевернуто, поставлено с ног на голову для смеха.
— Ха-ха, — сказал Ханс-Петер, — я понимаю юмор этой пословицы. Он очень смешной. Но будет еще смешнее, если сказать правильно. Я даже думаю, что в пословице, которую придумал народ, все правильно сказано, ты просто забыл порядок слов. Звучит пословица так: «По-немецки — “бутерброд”, а по-русски — “цецки-пецки”». Так даже будет еще смешнее.
— Да, — сказал Зепп, подчиненный Ханса-Петера, — так будет гораздо смешнее. По-немецки «бутерброд», а по-русски «цецки-пецки». Вот это смешная пословица. Ха-ха.
— Но по-русски нет слова «цецки-пецки».
— По-немецки, — уточнил Ханс-Петер, — такого слова тоже нет. Именно это мы стараемся тебе объяснить. Ты теперь понял всю нелепость ситуации?
— Понимаешь, — сказал я, — слово «цецки-пецки» — это бессмыслица. Это чушь. Это сознательно произнесенная абракадабра.
— В немецком языке, повторяю, — терпеливо повторил Ханс-Петер, — такого слова тоже нет. Это не имеет никакого смысла.
Зепп молчал, давая высказаться старшему по званию, но он кивал, подтверждая мысль директора музея.
— В немецком языке, — развил свою мысль Ханс-Петер, — есть слово «бутер», оно означает «масло», и слово «брот» — оно обозначает «хлеб». То есть, хочу я сказать, словосочетание «бутерброд» не является чуждым немецкому словарю. Отнюдь нет. Хотя мы и не употребляем слова «бутерброд», оно не чуждо нашему языку. Однако ни слова «цецки», ни слова «пецки» у нас в словаре нет. В силу этого и сочетания «цецки-пецки» тоже быть не может. Я предполагаю, что если поискать в русском словаре, то ты можешь найти аналоги слову «цецки» или слову «пецки», и тогда все встанет на свои места.
— Возможно, — позволил себе замечание Зепп, — это словосочетание взято из языков тех республик, которые входили в состав Советского Союза.
— Да, вполне разумно, — согласился Ханс-Петер, — я бы поискал среди этих ресурсов также. Например, можно поискать в словаре Туркменистана.
— Или Узбекистана, — сказал Зепп.
— Ханс-Петер! — сказал я, — разве ты не видишь, что вся прелесть этой пословицы в ее нелепости? Здесь вся штука в незнании языков. Пословица предполагает, что по-немецки слова звучат нелепо и неразборчиво, а по-русски все понятно. Как же ты не видишь, что в этой пословице много самоиронии! Ну вот смотри. Данная пословица утверждает, что «цецки-пецки» это немецкие слова…
— Ошибочно утверждает, — заметил Ханс-Петер.
— Да, утверждает ошибочно. Согласен.
— Рад, что мы прояснили этот пункт. Наконец-то.
— Заведомо ошибочно утверждает, да! Автор пословицы…
— Значит, есть конкретный автор?
— Да нет же! Автор — народ! Вот я и говорю, что автор пословицы, то есть народ…
— Тогда я бы не стал употреблять слово «автор». Скажем так, автор имперсонален.
— Хорошо! Народ, придумывая эту пословицу, знал, что словосочетание «цецки-пецки» — просто набор букв, бессмыслица! Знал отлично!
— Но зачем использовать бессмыслицу? — поинтересовался Ханс-Петер.
— Особенно странно использовать бессмыслицу в том случае, — позволил себе замечание Зепп, — если речь идет о различии языков, о сравнении морфем.
— Верно, это работе по изучению чужого языка не поможет, — поддержал Ханс-Петер реплику подчиненного, — для чего же использовать бессмыслицу?
— Чтобы показать свое представление о чужих языках! Чтобы показать, что у иностранцев все звучит непонятно! Вот у нас, у русских, говорит пословица, все звучит предельно ясно — и тут же приводится немецкое слово. Это ведь парадокс, нонсенс! Сказать, что у русских понятные слова, — и привести в качестве примера слово немецкое! В этом состоит ирония пословицы. Ведь слово «бутерброд» нерусское. А пословица утверждает, что оно русское. Это ирония такая у народа. Самоирония, если угодно.
Репродукция картины Мерета Оппенгейма «Меховая чашка»
Репродукция картины Мерета Оппенгейма «Меховая чашка»
Мне показалось, что я объяснил все понятно. Я даже немного устал. Вероятно, я говорил избыточно длинно, но это было необходимо, надо же наконец все растолковать.
— Я понял твою мысль, — сказал мне Ханс-Петер. — Ты хорошо все объяснил, и насмешка над самодостаточностью культуры мне кажется остроумной. Да-да, это смешно. Самоирония культурного дискурса — это всегда смешно. Однако данная острота звучала бы более осмысленно и последовательно, если бы ты сказал так: «по-немецки — “бутерброд”, а по-русски — “цецки-пецки”». Видишь ли, тот факт, что русские неправильно производят слово «бутерброд» из двух составных «бутер» и «брот», и ведет, полагаю я, к образованию таких непонятных сочетаний, как «цецки-пецки».
— В сущности, заведомую нелепость словосочетания «цецки-пецки» мы и должны рассматривать как своего рода рефлексию на образование слова «бутерброд», — сказал Зепп.
Он недаром ел музейный хлеб, этот парень. Он отстаивал разумные позиции семантики так стойко, как некогда его предки, сопливые мальчишки из Гитлерюгенда, когда дрались за Зееловские высоты.
— Образование слова «бутерброд» и порождает рифму — русское слово «цецки-пецки»!
— Слово не русское, — я чувствовал, что разговор зашел в тупик.
— Хорошо, туркменистанское.
— Ханс-Петер и Зепп, — сказал я в ответ, — вы напрасно подходите к делу так серьезно. Это просто смешная пословица. — Признаюсь, мне она уже смешной не казалась, эта пословица. — Вся соль — в ошибках. В ошибках! По-немецки — «цецки-пецки», а по-русски — «бутерброд»!
— По-немецки — бутерброд! — Ханс-Петер заговорил резко. — Пусть с оговорками, но я могу допустить такое звучание. Пусть! Это нелепо — но пусть! Бутерброд! Ха-ха! Ирония! Но не «цецки-пецки»! «Цецки-пецки» — это по-русски.
— По-туркменистански, — сказал Зепп.
— Да, возможно, по-туркменистански.
Я уходил из музея с тяжелым чувством. Зачем только я заговорил про этот бутерброд. Так иногда бывает, когда споришь о Сталине и демократии, фашизме и социализме, как правило, собеседники настолько возбуждены своей гражданской позицией, что ничего вокруг не слышат. Но тут-то никакого Сталина — просто «цецки-пецки». Потом я ехал в аэропорт, летел в Лондон, добирался до Брикстона, до своей Coldharbour Lane. Пришел в мастерскую, толкнул дверь…
Мэлвин с Колином играли в «свинок». Розовых свинок делают из плотной резины, они размером с полпальца, фигурки выполнены так, что свинка получается кубической: она может стоять на лапках, на носу, лежать на боках и на спине. Надо подбросить свинку, в зависимости от того, как она упадет на стол, начисляют очки: упала на бок — одно очко, на спинку — два, на нос — пять.
— Come, come, piggy! — приговаривал Колин, подбадривая свою свинку.
— У нас в России такая же точно игра, — сказал я ребятам. — Только подбрасывают спичечный коробок.
— Bloody рушен подбрасывают коробок спичек? — Мэл ушам своим не верил. Рассказы о бедности, что свирепствует в России, получили основательное подтверждение. — Вы в Москве играете в коробок спичек? Не можете сделать такую вот маленькую свинку? — он глядел на меня с недоумением. Если такой малости твой народ не мог осилить, говорил его взгляд, то поздно рассуждать о свободе и демократии.
— Это очень удобно, — пытался я оправдаться. — Коробок спичек всегда под рукой.
— Спички! — Мэл был поражен. — Интересно, во что играют французы?
— В чеснок! — Колин засмеялся.
— Точно. Fucking French garlic! Они кидаются чесноком. А немцы?
— Немцы… немцы… — Колин растерялся, выдумывая обидное. — Немцы кидают колбасу!
Я подумал, что сейчас самое время рассказать ребятам про комичный случай в немецком музее, — и рассказал. Было немного трудно перевести, но я справился. Мэлвина крайне заинтересовало понятие «бутерброд».
— Это что, сандвич такой? Вы в России не знаете простого слова «сандвич»? — он глядел на меня с жалостью. Мало того что свинок произвести страна не может, но и слова «сандвич» люди не выговаривают. — Бутер-брод. Это что значит? Баттер-бред?
— По-немецки «баттер» будет «буттер». А «бред» будет «брот».
Мэл помолчал.
— Баттер-бред. А ветчину или тунца они что, в сандвич не кладут? Только масло?
— Кладут, конечно.
— Или, например, семгу. Можно положить семгу. Я, например, люблю сандвичи с семгой.
Перед ним на столе лежал большой пакет с сандвичами — до ланча было еще часа полтора.
— У немцев хорошая ветчина, — сказал справедливый Колин. — И сандвичи нормальные. Но все-таки немцы смешной народ! Сами не знают, какие у них слова есть, а каких нет!
— Crazy! Свой язык выучить не могут! Сиськи-письки не знают! — по-английски нет звука «ц». Поэтому Мэлвин переиначил слово, и вместо «цецки-пецки» он говорил «сиськи-письки», чем внес вульгарность в наш разговор. — Нет, Макс, я не пойму, как можно не знать собственный язык!
— Мэл, — объяснил ему Колин, — «сиськи-письки» — так немцы называют русский сандвич. А русские называют немецкий сандвич «баттер-бред».
— Crazy bastards! Они что, не могут проще говорить! Я запутался!
— По-русски говорят «сиськи-письки». Правильно, Макс? А по-немецки «баттер-бред».
— А в сиськи-письки семгу кладут?
— Да что вы такое несете! Это просто пословица — ее смысл в том…
И я понял, что никогда не смогу объяснить, в чем смысл выражения «цецки-пецки» и над чем здесь надо смеяться.
— В чем же смысл?
— Это пословица про то, что люди хотят одного, а получается у них всегда другое. Ну что, ты сам не знаешь, как бывает? Цецки-пецки — это, ну как бы тебе объяснить, это такая правда жизни. Это мечта о справедливости. Это идеал. Люди всегда хотят добиться цецки-пецки, а получают вместо этого бутерброд. Вот, например, посмотри на историю искусств — все станет понятно.
— Так-так, — сказал Мэл и открыл пакет с сандвичами. — Сиськи-письки — это идеал, понимаю.
— А бутерброд — это реальность.
— Понимаю, — Мэл развернул сандвич, надкусил.
— Помнишь авангард?
Мэл покивал.
— Вот типичный пример цецки-пецки. В десятые годы прошлого века люди сочиняли утопии, хотели справедливости. Было тогда всякое экспериментальное искусство. А чем кончилось? Гитлеризм, сталинизм — вместо цецки-пецки получился обыкновенный бутерброд. Все прагматично и просто.
Мэл задумчиво жевал и смотрел на меня с интересом.
— Потом наступила война. И во время войны люди мечтали о победе, о том, что однажды будет настоящее справедливое искусство. Цецки-пецки все-таки победят! Были тогда хорошие писатели, они писали о справедливом времени, которое наступит. Генрих Белль, Альбер Камю, Томас Манн, Бертольд Брехт. И художники были отличные — Пикассо, Шагал. И казалось, победим в страшной войне, уберем все дурацкие плакаты, монументальную пропаганду — и наступит время цецки-пецки!
Репродукция картины Пикассо «Герника»
Репродукция картины Пикассо «Герника»
— Но мы победили, — сказал Колин. — В чем проблема?
— Верно, победили. И некоторое время цецки-пецки были людям нужны. Но очень недолго. Потом людям захотелось иметь бутерброд.
— Опять бутерброд? — сказал Колин. — Не сиськи-письки?
— Ну конечно, нет. Нужны реальные вещи, а не мечта. Жизнь вокруг непростая. Холодная война, Маккарти, Берлинская стена, Карибский кризис, Корея, Вьетнам — какие тут цецки-пецки… Не до них. Про Генриха Белля забыли.
— Кто это такой?
— Видишь, ты не знаешь… Опять начали плакаты делать, врать, заниматься модой, абстракция пошла в ход, про идею цецки-пецки снова забыли… хотя во время холодной войны люди все-таки мечтали о справедливости. Понимаешь, людям всегда хочется создать такое искусство, чтобы оно было о главном, о том, что нужно всем. О справедливости. О любви. О том, что надо защищать слабых. И вот Берлинская стена однажды рухнула!
— Победили сиськи-письки?
— Да, так показалось! У нас в стране люди стали читать Солженицына, снова вспомнили про Чаплина, про Брехта. И ждали, что искусство будет рассказывать правду о жизни. Но это быстро надоело. Оказалось, что из цецки-пецки не наладишь рынок. Люди сказали, что свобода — это совсем не цецки-пецки, а бутерброд. Бутерброд надежнее.
Мэл доел первый сандвич, достал из пакета второй, развернул масляную бумажку. Оказалось, что он внимательно меня слушал и даже сделал выводы. Мэл вообще очень внимательный человек.
— Значит, — сказал он, — получается так, что свобода, демократия, выборы, это все — сиськи-письки? А нормальная жизнь — баттер-бред? У русских, значит, всегда была мечта о сиськи-письки, а немцы им давали простой баттер-бред?
— Bloody hell! — сказал Колин.
— I tell you! — сказал Мэл. — Они не хотят дать рушен их сиськи-письки.
— Не совсем так, Мэл, — я хотел было объясняться, но понял, что согласиться проще.
— Знаешь, Макс, — сказал Мэл, подумав. — Тут все неправы. Сиськи-письки я бы никогда не променял на баттер-бред, если в него не положат семгу. Но, если в баттер-бред положат семгу и ветчину, если это будет нормальный британский сандвич, тогда на кой черт мне все эти сиськи-письки?
Как-то я пересказал эту пословицу своим немецким друзьям, директору Музея современного искусства Хансу-Петеру и его заместителю Зеппу.
— По-немецки — «цецки-пецки», а по-русски — «бутерброд»!
Мы долго смеялись. Потом Ханс-Петер сказал:
— Какая смешная пословица. Ха-ха. С большим чувством юмора. Да. Только здесь есть ошибка, Максим. Дело в том, что по-немецки как раз — «бутерброд». А по-русски — «цецки-пецки».
— Что ты, Ханс-Петер, — сказал я. — Ошибки здесь нет! Это такая пословица смешная, в ней все наоборот. Ну да, слово «бутерброд» немецкое, но автор пословицы утверждает, что оно русское, а по-немецки надо говорить «цецки-пецки». Это шутка.
— Автор заблуждается, — терпеливо возразил Ханс-Петер, — по-немецки говорить «цецки-пецки» не надо. Такого слова нет.
— Это нарочно, Ханс-Петер! Нарочно! Здесь все перевернуто, поставлено с ног на голову для смеха.
— Ха-ха, — сказал Ханс-Петер, — я понимаю юмор этой пословицы. Он очень смешной. Но будет еще смешнее, если сказать правильно. Я даже думаю, что в пословице, которую придумал народ, все правильно сказано, ты просто забыл порядок слов. Звучит пословица так: «По-немецки — “бутерброд”, а по-русски — “цецки-пецки”». Так даже будет еще смешнее.
— Да, — сказал Зепп, подчиненный Ханса-Петера, — так будет гораздо смешнее. По-немецки «бутерброд», а по-русски «цецки-пецки». Вот это смешная пословица. Ха-ха.
— Но по-русски нет слова «цецки-пецки».
— По-немецки, — уточнил Ханс-Петер, — такого слова тоже нет. Именно это мы стараемся тебе объяснить. Ты теперь понял всю нелепость ситуации?
— Понимаешь, — сказал я, — слово «цецки-пецки» — это бессмыслица. Это чушь. Это сознательно произнесенная абракадабра.
— В немецком языке, повторяю, — терпеливо повторил Ханс-Петер, — такого слова тоже нет. Это не имеет никакого смысла.
Зепп молчал, давая высказаться старшему по званию, но он кивал, подтверждая мысль директора музея.
— В немецком языке, — развил свою мысль Ханс-Петер, — есть слово «бутер», оно означает «масло», и слово «брот» — оно обозначает «хлеб». То есть, хочу я сказать, словосочетание «бутерброд» не является чуждым немецкому словарю. Отнюдь нет. Хотя мы и не употребляем слова «бутерброд», оно не чуждо нашему языку. Однако ни слова «цецки», ни слова «пецки» у нас в словаре нет. В силу этого и сочетания «цецки-пецки» тоже быть не может. Я предполагаю, что если поискать в русском словаре, то ты можешь найти аналоги слову «цецки» или слову «пецки», и тогда все встанет на свои места.
— Возможно, — позволил себе замечание Зепп, — это словосочетание взято из языков тех республик, которые входили в состав Советского Союза.
— Да, вполне разумно, — согласился Ханс-Петер, — я бы поискал среди этих ресурсов также. Например, можно поискать в словаре Туркменистана.
— Или Узбекистана, — сказал Зепп.
— Ханс-Петер! — сказал я, — разве ты не видишь, что вся прелесть этой пословицы в ее нелепости? Здесь вся штука в незнании языков. Пословица предполагает, что по-немецки слова звучат нелепо и неразборчиво, а по-русски все понятно. Как же ты не видишь, что в этой пословице много самоиронии! Ну вот смотри. Данная пословица утверждает, что «цецки-пецки» это немецкие слова…
— Ошибочно утверждает, — заметил Ханс-Петер.
— Да, утверждает ошибочно. Согласен.
— Рад, что мы прояснили этот пункт. Наконец-то.
— Заведомо ошибочно утверждает, да! Автор пословицы…
— Значит, есть конкретный автор?
— Да нет же! Автор — народ! Вот я и говорю, что автор пословицы, то есть народ…
— Тогда я бы не стал употреблять слово «автор». Скажем так, автор имперсонален.
— Хорошо! Народ, придумывая эту пословицу, знал, что словосочетание «цецки-пецки» — просто набор букв, бессмыслица! Знал отлично!
— Но зачем использовать бессмыслицу? — поинтересовался Ханс-Петер.
— Особенно странно использовать бессмыслицу в том случае, — позволил себе замечание Зепп, — если речь идет о различии языков, о сравнении морфем.
— Верно, это работе по изучению чужого языка не поможет, — поддержал Ханс-Петер реплику подчиненного, — для чего же использовать бессмыслицу?
— Чтобы показать свое представление о чужих языках! Чтобы показать, что у иностранцев все звучит непонятно! Вот у нас, у русских, говорит пословица, все звучит предельно ясно — и тут же приводится немецкое слово. Это ведь парадокс, нонсенс! Сказать, что у русских понятные слова, — и привести в качестве примера слово немецкое! В этом состоит ирония пословицы. Ведь слово «бутерброд» нерусское. А пословица утверждает, что оно русское. Это ирония такая у народа. Самоирония, если угодно.
Репродукция картины Мерета Оппенгейма «Меховая чашка»
Репродукция картины Мерета Оппенгейма «Меховая чашка»
Мне показалось, что я объяснил все понятно. Я даже немного устал. Вероятно, я говорил избыточно длинно, но это было необходимо, надо же наконец все растолковать.
— Я понял твою мысль, — сказал мне Ханс-Петер. — Ты хорошо все объяснил, и насмешка над самодостаточностью культуры мне кажется остроумной. Да-да, это смешно. Самоирония культурного дискурса — это всегда смешно. Однако данная острота звучала бы более осмысленно и последовательно, если бы ты сказал так: «по-немецки — “бутерброд”, а по-русски — “цецки-пецки”». Видишь ли, тот факт, что русские неправильно производят слово «бутерброд» из двух составных «бутер» и «брот», и ведет, полагаю я, к образованию таких непонятных сочетаний, как «цецки-пецки».
— В сущности, заведомую нелепость словосочетания «цецки-пецки» мы и должны рассматривать как своего рода рефлексию на образование слова «бутерброд», — сказал Зепп.
Он недаром ел музейный хлеб, этот парень. Он отстаивал разумные позиции семантики так стойко, как некогда его предки, сопливые мальчишки из Гитлерюгенда, когда дрались за Зееловские высоты.
— Образование слова «бутерброд» и порождает рифму — русское слово «цецки-пецки»!
— Слово не русское, — я чувствовал, что разговор зашел в тупик.
— Хорошо, туркменистанское.
— Ханс-Петер и Зепп, — сказал я в ответ, — вы напрасно подходите к делу так серьезно. Это просто смешная пословица. — Признаюсь, мне она уже смешной не казалась, эта пословица. — Вся соль — в ошибках. В ошибках! По-немецки — «цецки-пецки», а по-русски — «бутерброд»!
— По-немецки — бутерброд! — Ханс-Петер заговорил резко. — Пусть с оговорками, но я могу допустить такое звучание. Пусть! Это нелепо — но пусть! Бутерброд! Ха-ха! Ирония! Но не «цецки-пецки»! «Цецки-пецки» — это по-русски.
— По-туркменистански, — сказал Зепп.
— Да, возможно, по-туркменистански.
Я уходил из музея с тяжелым чувством. Зачем только я заговорил про этот бутерброд. Так иногда бывает, когда споришь о Сталине и демократии, фашизме и социализме, как правило, собеседники настолько возбуждены своей гражданской позицией, что ничего вокруг не слышат. Но тут-то никакого Сталина — просто «цецки-пецки». Потом я ехал в аэропорт, летел в Лондон, добирался до Брикстона, до своей Coldharbour Lane. Пришел в мастерскую, толкнул дверь…
Мэлвин с Колином играли в «свинок». Розовых свинок делают из плотной резины, они размером с полпальца, фигурки выполнены так, что свинка получается кубической: она может стоять на лапках, на носу, лежать на боках и на спине. Надо подбросить свинку, в зависимости от того, как она упадет на стол, начисляют очки: упала на бок — одно очко, на спинку — два, на нос — пять.
— Come, come, piggy! — приговаривал Колин, подбадривая свою свинку.
— У нас в России такая же точно игра, — сказал я ребятам. — Только подбрасывают спичечный коробок.
— Bloody рушен подбрасывают коробок спичек? — Мэл ушам своим не верил. Рассказы о бедности, что свирепствует в России, получили основательное подтверждение. — Вы в Москве играете в коробок спичек? Не можете сделать такую вот маленькую свинку? — он глядел на меня с недоумением. Если такой малости твой народ не мог осилить, говорил его взгляд, то поздно рассуждать о свободе и демократии.
— Это очень удобно, — пытался я оправдаться. — Коробок спичек всегда под рукой.
— Спички! — Мэл был поражен. — Интересно, во что играют французы?
— В чеснок! — Колин засмеялся.
— Точно. Fucking French garlic! Они кидаются чесноком. А немцы?
— Немцы… немцы… — Колин растерялся, выдумывая обидное. — Немцы кидают колбасу!
Я подумал, что сейчас самое время рассказать ребятам про комичный случай в немецком музее, — и рассказал. Было немного трудно перевести, но я справился. Мэлвина крайне заинтересовало понятие «бутерброд».
— Это что, сандвич такой? Вы в России не знаете простого слова «сандвич»? — он глядел на меня с жалостью. Мало того что свинок произвести страна не может, но и слова «сандвич» люди не выговаривают. — Бутер-брод. Это что значит? Баттер-бред?
— По-немецки «баттер» будет «буттер». А «бред» будет «брот».
Мэл помолчал.
— Баттер-бред. А ветчину или тунца они что, в сандвич не кладут? Только масло?
— Кладут, конечно.
— Или, например, семгу. Можно положить семгу. Я, например, люблю сандвичи с семгой.
Перед ним на столе лежал большой пакет с сандвичами — до ланча было еще часа полтора.
— У немцев хорошая ветчина, — сказал справедливый Колин. — И сандвичи нормальные. Но все-таки немцы смешной народ! Сами не знают, какие у них слова есть, а каких нет!
— Crazy! Свой язык выучить не могут! Сиськи-письки не знают! — по-английски нет звука «ц». Поэтому Мэлвин переиначил слово, и вместо «цецки-пецки» он говорил «сиськи-письки», чем внес вульгарность в наш разговор. — Нет, Макс, я не пойму, как можно не знать собственный язык!
— Мэл, — объяснил ему Колин, — «сиськи-письки» — так немцы называют русский сандвич. А русские называют немецкий сандвич «баттер-бред».
— Crazy bastards! Они что, не могут проще говорить! Я запутался!
— По-русски говорят «сиськи-письки». Правильно, Макс? А по-немецки «баттер-бред».
— А в сиськи-письки семгу кладут?
— Да что вы такое несете! Это просто пословица — ее смысл в том…
И я понял, что никогда не смогу объяснить, в чем смысл выражения «цецки-пецки» и над чем здесь надо смеяться.
— В чем же смысл?
— Это пословица про то, что люди хотят одного, а получается у них всегда другое. Ну что, ты сам не знаешь, как бывает? Цецки-пецки — это, ну как бы тебе объяснить, это такая правда жизни. Это мечта о справедливости. Это идеал. Люди всегда хотят добиться цецки-пецки, а получают вместо этого бутерброд. Вот, например, посмотри на историю искусств — все станет понятно.
— Так-так, — сказал Мэл и открыл пакет с сандвичами. — Сиськи-письки — это идеал, понимаю.
— А бутерброд — это реальность.
— Понимаю, — Мэл развернул сандвич, надкусил.
— Помнишь авангард?
Мэл покивал.
— Вот типичный пример цецки-пецки. В десятые годы прошлого века люди сочиняли утопии, хотели справедливости. Было тогда всякое экспериментальное искусство. А чем кончилось? Гитлеризм, сталинизм — вместо цецки-пецки получился обыкновенный бутерброд. Все прагматично и просто.
Мэл задумчиво жевал и смотрел на меня с интересом.
— Потом наступила война. И во время войны люди мечтали о победе, о том, что однажды будет настоящее справедливое искусство. Цецки-пецки все-таки победят! Были тогда хорошие писатели, они писали о справедливом времени, которое наступит. Генрих Белль, Альбер Камю, Томас Манн, Бертольд Брехт. И художники были отличные — Пикассо, Шагал. И казалось, победим в страшной войне, уберем все дурацкие плакаты, монументальную пропаганду — и наступит время цецки-пецки!
Репродукция картины Пикассо «Герника»
Репродукция картины Пикассо «Герника»
— Но мы победили, — сказал Колин. — В чем проблема?
— Верно, победили. И некоторое время цецки-пецки были людям нужны. Но очень недолго. Потом людям захотелось иметь бутерброд.
— Опять бутерброд? — сказал Колин. — Не сиськи-письки?
— Ну конечно, нет. Нужны реальные вещи, а не мечта. Жизнь вокруг непростая. Холодная война, Маккарти, Берлинская стена, Карибский кризис, Корея, Вьетнам — какие тут цецки-пецки… Не до них. Про Генриха Белля забыли.
— Кто это такой?
— Видишь, ты не знаешь… Опять начали плакаты делать, врать, заниматься модой, абстракция пошла в ход, про идею цецки-пецки снова забыли… хотя во время холодной войны люди все-таки мечтали о справедливости. Понимаешь, людям всегда хочется создать такое искусство, чтобы оно было о главном, о том, что нужно всем. О справедливости. О любви. О том, что надо защищать слабых. И вот Берлинская стена однажды рухнула!
— Победили сиськи-письки?
— Да, так показалось! У нас в стране люди стали читать Солженицына, снова вспомнили про Чаплина, про Брехта. И ждали, что искусство будет рассказывать правду о жизни. Но это быстро надоело. Оказалось, что из цецки-пецки не наладишь рынок. Люди сказали, что свобода — это совсем не цецки-пецки, а бутерброд. Бутерброд надежнее.
Мэл доел первый сандвич, достал из пакета второй, развернул масляную бумажку. Оказалось, что он внимательно меня слушал и даже сделал выводы. Мэл вообще очень внимательный человек.
— Значит, — сказал он, — получается так, что свобода, демократия, выборы, это все — сиськи-письки? А нормальная жизнь — баттер-бред? У русских, значит, всегда была мечта о сиськи-письки, а немцы им давали простой баттер-бред?
— Bloody hell! — сказал Колин.
— I tell you! — сказал Мэл. — Они не хотят дать рушен их сиськи-письки.
— Не совсем так, Мэл, — я хотел было объясняться, но понял, что согласиться проще.
— Знаешь, Макс, — сказал Мэл, подумав. — Тут все неправы. Сиськи-письки я бы никогда не променял на баттер-бред, если в него не положат семгу. Но, если в баттер-бред положат семгу и ветчину, если это будет нормальный британский сандвич, тогда на кой черт мне все эти сиськи-письки?
Re: Литературная страничка
давно не заходил. Кастро - очень хорошо.
Re: Литературная страничка
Спасибо, Мура.
Из свежего (к сожалению, возможности по форматированию на форуме скудные):
И снова в бой. Мы вновь шагаем неустанно
Сквозь тихий шёпот электронного тумана,
Сквозь запах тьмы, сквозь канонаду фейерверков,
Сквозь предвкушенье послезавтрашнего века.
Мы вновь идём сквозь строй военного парада,
Сквозь джунгли истины к болоту полуправды,
Шагаем, словно подгоняемые плетью,
Конкистодоры двадцать первого столетья,
Наполеоны, Александры, Тамерланы...
Чеканим шаг сквозь чьи-то дьявольские планы,
Сквозь скупость лжи, на долгий миг застывшей в числах...
Чтоб жизнь отдать в святой борьбе со здравым смыслом.
Из свежего (к сожалению, возможности по форматированию на форуме скудные):
И снова в бой. Мы вновь шагаем неустанно
Сквозь тихий шёпот электронного тумана,
Сквозь запах тьмы, сквозь канонаду фейерверков,
Сквозь предвкушенье послезавтрашнего века.
Мы вновь идём сквозь строй военного парада,
Сквозь джунгли истины к болоту полуправды,
Шагаем, словно подгоняемые плетью,
Конкистодоры двадцать первого столетья,
Наполеоны, Александры, Тамерланы...
Чеканим шаг сквозь чьи-то дьявольские планы,
Сквозь скупость лжи, на долгий миг застывшей в числах...
Чтоб жизнь отдать в святой борьбе со здравым смыслом.
Re: Литературная страничка
И снова мне понравилось.
-
Поручик
Re: Литературная страничка
На интернет-
времени нет!
Но.
Сюда захожу-
За страничкой слежу!
Радостно прет-
Моё дело живет!
=)
времени нет!
Но.
Сюда захожу-
За страничкой слежу!
Радостно прет-
Моё дело живет!
=)
Re: Литературная страничка
Поручик - привет.
Навеяло стихами Кастро
Строй
аффтар: Барыбино
Всех войск земли последний взвод
Частичкой армии идет
Который год и все вперед
До горизонта.
И я наемником простым
Ем кашу и глотаю дым,
Стою на страже часовым
Участка фронта.
Вся армия – передо мной
Блестящей тянется змеей,
За строем ряд, за рядом строй,
Земля чужая...
Щитов железо, сталь кольчуг...
Со мной в строю идет мой друг...
Песок и пот, и лязг и стук,
И я решаю
Вперед пробиться вопреки
Судьбе сквозь время и пески,
И показать свои клыки
С сержантом в драке.
Силен сержант, умен и смел,
И свысока на всех смотрел,
Но смерть, увы, его удел
В моей атаке.
Взвод возглавляю я теперь,
Сержант по рангу, верь не верь,
Веду людей, своих тетерь,
И все прекрасно.
Из своего уже котла
Я ем похлебку из вола,
Такие, братец мой, дела,
И стало ясно,
Что я еще пройти бы мог
И коли мне поможет бог,
В бою сбить лейтенанта с ног,
Его взять бляху.
Я рвусь вперед что было сил
(Кто смел был, тот удачлив был),
И лейтенанта я сразил,
Ударив смаху.
Я марширую, и года
Идут, не знаю я куда,
И нету надо мной суда,
И нет мне правил.
Дуэль, потом опять дуэль,
Достигнута почти что цель,
И я полковника отсель
В тот мир отправил.
Как плуг идет сквозь борозду,
Сквозь войско я вперед иду,
Я скоро авангард найду,
Такая штука...
Все войско поведу я сам
Все по моим пойдут следам
И по пустыням и по льдам,
На смерть без звука.
Не дура, нет, моя губа,
Меня счастливая судьба
Вперед толкает, и алчба,
И гнев, и страсти.
За мной – вся армия почти,
Лежат полки в моей горсти,
Лишь царь мешает на пути
К последней власти.
И вот схватился я с царем,
(А царь неважным был бойцом),
И над моим корона лбом
Звездой сияет.
Всей армии я во главе,
Стрелой лежу на тетиве,
И ястреб мой на рукаве
Гусей пугает.
За шагом шаг, за пядью пядь –
И различаю я опять
Еще на горизонте рать,
Их вижу спины.
Часть войска это моего –
Сомнений нет ни у кого.
Но может кто вести его,
Какие чины?
Я царь – так, может, это бог?
Ответ, ей-богу же, неплох
Коль я – один среди эпох -
Осилю бога!
Бегу, лечу с моим мечом...
И обожгло меня огнем,
Ударило меня копьем
Судьбы итога:
Я вижу вновь перед собой
Свой старый взвод, свой старый строй,
Где я, обычный рядовой,
С сержантом бился.
И бога нет, и все зола,
Как все-таки земля кругла!
Вот к этому я сквозь тела
Всю жизнь рубился?
Я спрашиваю всех вокруг -
А где же он, мой старый друг?
И различаю я испуг
На лицах взвода.
А он пошел – мне говорят -
Вслед за тобой лет пять назад,
Таких же сквозь дуэлей ад,
Сквозь строй и годы...
Я понимаю, я смеюсь,
Я знаю – я его дождусь,
И с жизнью с ним в бою прощусь
Своей земною.
Я знаю то, что всех нас ждет –
Смерть землю эту обогнет,
И за царем, за ним придет,
Как он за мною.
украдено с удава.
Навеяло стихами Кастро
Строй
аффтар: Барыбино
Всех войск земли последний взвод
Частичкой армии идет
Который год и все вперед
До горизонта.
И я наемником простым
Ем кашу и глотаю дым,
Стою на страже часовым
Участка фронта.
Вся армия – передо мной
Блестящей тянется змеей,
За строем ряд, за рядом строй,
Земля чужая...
Щитов железо, сталь кольчуг...
Со мной в строю идет мой друг...
Песок и пот, и лязг и стук,
И я решаю
Вперед пробиться вопреки
Судьбе сквозь время и пески,
И показать свои клыки
С сержантом в драке.
Силен сержант, умен и смел,
И свысока на всех смотрел,
Но смерть, увы, его удел
В моей атаке.
Взвод возглавляю я теперь,
Сержант по рангу, верь не верь,
Веду людей, своих тетерь,
И все прекрасно.
Из своего уже котла
Я ем похлебку из вола,
Такие, братец мой, дела,
И стало ясно,
Что я еще пройти бы мог
И коли мне поможет бог,
В бою сбить лейтенанта с ног,
Его взять бляху.
Я рвусь вперед что было сил
(Кто смел был, тот удачлив был),
И лейтенанта я сразил,
Ударив смаху.
Я марширую, и года
Идут, не знаю я куда,
И нету надо мной суда,
И нет мне правил.
Дуэль, потом опять дуэль,
Достигнута почти что цель,
И я полковника отсель
В тот мир отправил.
Как плуг идет сквозь борозду,
Сквозь войско я вперед иду,
Я скоро авангард найду,
Такая штука...
Все войско поведу я сам
Все по моим пойдут следам
И по пустыням и по льдам,
На смерть без звука.
Не дура, нет, моя губа,
Меня счастливая судьба
Вперед толкает, и алчба,
И гнев, и страсти.
За мной – вся армия почти,
Лежат полки в моей горсти,
Лишь царь мешает на пути
К последней власти.
И вот схватился я с царем,
(А царь неважным был бойцом),
И над моим корона лбом
Звездой сияет.
Всей армии я во главе,
Стрелой лежу на тетиве,
И ястреб мой на рукаве
Гусей пугает.
За шагом шаг, за пядью пядь –
И различаю я опять
Еще на горизонте рать,
Их вижу спины.
Часть войска это моего –
Сомнений нет ни у кого.
Но может кто вести его,
Какие чины?
Я царь – так, может, это бог?
Ответ, ей-богу же, неплох
Коль я – один среди эпох -
Осилю бога!
Бегу, лечу с моим мечом...
И обожгло меня огнем,
Ударило меня копьем
Судьбы итога:
Я вижу вновь перед собой
Свой старый взвод, свой старый строй,
Где я, обычный рядовой,
С сержантом бился.
И бога нет, и все зола,
Как все-таки земля кругла!
Вот к этому я сквозь тела
Всю жизнь рубился?
Я спрашиваю всех вокруг -
А где же он, мой старый друг?
И различаю я испуг
На лицах взвода.
А он пошел – мне говорят -
Вслед за тобой лет пять назад,
Таких же сквозь дуэлей ад,
Сквозь строй и годы...
Я понимаю, я смеюсь,
Я знаю – я его дождусь,
И с жизнью с ним в бою прощусь
Своей земною.
Я знаю то, что всех нас ждет –
Смерть землю эту обогнет,
И за царем, за ним придет,
Как он за мною.
украдено с удава.
Re: Литературная страничка
Из непоследнего (надеюсь). Понравилось. Делюсь.
Сергей Гор
Старина
Всё на свете вечно жить не может,
Я дивану посвящаю стих.
Он вчера, откинув пару ножек,
Скрипнул напоследок и затих.
Отошёл, спугнувши стайку моли,
Обнажив пружинистый скелет,
Будучи уже смертельно болен
Под давленьем тел и грузом лет.
Задниц в жизни видел он немало,
Хоть был куплен только для двоих.
То ко сну здоровому склонял он,
То скрипел живее всех живых.
Помнится, морщин ему добавил
Я, когда с соседкою "дружил",
Но диван семью хранить заставил
Тонкими уколами пружин.
Наша жизнь к тому несправедлива,
Что всего дороже нам порой!
Помянём их всех - с пятном от пива,
С сигаретно-выжженной дырой.
Время жадно к самой разной пище,
Всё послушно каверзной судьбе.
Никогда не позабыть, дружище,
Что со мной случалось на тебе!
Сергей Гор
Старина
Всё на свете вечно жить не может,
Я дивану посвящаю стих.
Он вчера, откинув пару ножек,
Скрипнул напоследок и затих.
Отошёл, спугнувши стайку моли,
Обнажив пружинистый скелет,
Будучи уже смертельно болен
Под давленьем тел и грузом лет.
Задниц в жизни видел он немало,
Хоть был куплен только для двоих.
То ко сну здоровому склонял он,
То скрипел живее всех живых.
Помнится, морщин ему добавил
Я, когда с соседкою "дружил",
Но диван семью хранить заставил
Тонкими уколами пружин.
Наша жизнь к тому несправедлива,
Что всего дороже нам порой!
Помянём их всех - с пятном от пива,
С сигаретно-выжженной дырой.
Время жадно к самой разной пище,
Всё послушно каверзной судьбе.
Никогда не позабыть, дружище,
Что со мной случалось на тебе!
dubna-inform.ru
Re: Литературная страничка
Лошарик - для Гора = слабовато.
А мне вот это по вкусу. Продолжая тему войны, которой кастро дал старт :
Последняя секунда
аффтар: Барыбино
Спит городок, витает среди снов,
Видения несут его как щепку,
Зажмурены еще глаза домов
Ресницами-циновочками крепко.
Из света в тьму и вновь из тьмы на свет
Трех местных речек сонное журчанье
Несет обрывки памяти-газет
В воде зеленоватой подсознанья.
Наседка спит, в наседке два яйца
Спят притулившись, спят запанибрата,
Дороги спят, у каждого крыльца
Приткнувшись как усталые щенята.
В узорах из старинных якорей,
Бел, призрачен в предутреннем тумане,
Чуть вздрагивая, спит бумажный змей,
Забытый кем-то в парке на поляне.
От гонга пробудившись и взглянув
На город вниз, бог мира и участья,
Бросает, полной горстью зачерпнув,
Бумажных журавлей людского счастья.
Летят, в неслышном клекоте поют
Над реками, сквозь улицы у зданий,
И людям всем журавлики несут
На крыльях исполнение желаний:
Всем старикам – заботливых семей,
Их детям – пару в точь по зодиаку
По лунному. А детям их детей –
Несут они пушистую собаку.
Через минуту все одарены
Счастливой будут легкою судьбою...
Но богу мира темный бог войны
Сказал с презреньем, смехом и ленцою:
“Что за подарки для слепых котят?
Не знаешь разве – в зависти и склоке,
Раз взявши счастье, люди извратят
Его в мученьях, смерти и пороке.
Тебя проклянет сын, проклянет дочь,
Семья тебя проклянет новой сварой,
Но я могу помочь тебе... Помочь
Знакомства ради, дружбы ради старой?
Не надо журавлей, ни суетни,
Не надо тратить бесполезно силы,
Я сделаю, чтоб счастливы они
До смерти легкой, до могилы были”.
И бог войны на огненных крылах
Преобразился заклинанья строчкой
И сделался, свернувшись в небесах,
На город опускающейся точкой.
Проснулся город, тянется, встает,
Снимает со стола свечи огарок,
А точка с неба городу несет
Божественную милость и подарок.
Проснулся дом, нора, гора, гнездо,
Вода проснулась в речке-пилигриме.
Все это было за секунду до
Известного момента в Хиросиме.
А мне вот это по вкусу. Продолжая тему войны, которой кастро дал старт :
Последняя секунда
аффтар: Барыбино
Спит городок, витает среди снов,
Видения несут его как щепку,
Зажмурены еще глаза домов
Ресницами-циновочками крепко.
Из света в тьму и вновь из тьмы на свет
Трех местных речек сонное журчанье
Несет обрывки памяти-газет
В воде зеленоватой подсознанья.
Наседка спит, в наседке два яйца
Спят притулившись, спят запанибрата,
Дороги спят, у каждого крыльца
Приткнувшись как усталые щенята.
В узорах из старинных якорей,
Бел, призрачен в предутреннем тумане,
Чуть вздрагивая, спит бумажный змей,
Забытый кем-то в парке на поляне.
От гонга пробудившись и взглянув
На город вниз, бог мира и участья,
Бросает, полной горстью зачерпнув,
Бумажных журавлей людского счастья.
Летят, в неслышном клекоте поют
Над реками, сквозь улицы у зданий,
И людям всем журавлики несут
На крыльях исполнение желаний:
Всем старикам – заботливых семей,
Их детям – пару в точь по зодиаку
По лунному. А детям их детей –
Несут они пушистую собаку.
Через минуту все одарены
Счастливой будут легкою судьбою...
Но богу мира темный бог войны
Сказал с презреньем, смехом и ленцою:
“Что за подарки для слепых котят?
Не знаешь разве – в зависти и склоке,
Раз взявши счастье, люди извратят
Его в мученьях, смерти и пороке.
Тебя проклянет сын, проклянет дочь,
Семья тебя проклянет новой сварой,
Но я могу помочь тебе... Помочь
Знакомства ради, дружбы ради старой?
Не надо журавлей, ни суетни,
Не надо тратить бесполезно силы,
Я сделаю, чтоб счастливы они
До смерти легкой, до могилы были”.
И бог войны на огненных крылах
Преобразился заклинанья строчкой
И сделался, свернувшись в небесах,
На город опускающейся точкой.
Проснулся город, тянется, встает,
Снимает со стола свечи огарок,
А точка с неба городу несет
Божественную милость и подарок.
Проснулся дом, нора, гора, гнездо,
Вода проснулась в речке-пилигриме.
Все это было за секунду до
Известного момента в Хиросиме.
Re: Литературная страничка
Насчет слабо - не согласна. А "война" показалась очень нудной и затянутой.
Вся литература - вкусовщина по большому счету. Мы ж не критики, тут критерий "нравится - не нравится" и о вкусах спорить бессмысленно.
Вся литература - вкусовщина по большому счету. Мы ж не критики, тут критерий "нравится - не нравится" и о вкусах спорить бессмысленно.
dubna-inform.ru
Re: Литературная страничка
При хорошем слоге - и длиннОты затягивают. Вот про диван = длиннО. А уж "задниц видел он немало" ..... тут совсем переводит в дворовую ипостась... Барыбино для удаффкома в данном случае неформат, а вот Гор туда вписываеццо идеально.losharik писал(а):Насчет слабо - не согласна. А "война" показалась очень нудной и затянутой.
Вся литература - вкусовщина по большому счету. Мы ж не критики, тут критерий "нравится - не нравится" и о вкусах спорить бессмысленно.
Спорить о вкусах - нормально... для того и тусуем булки здесь.
Re: Литературная страничка
мой вкус все равно останется вкуснее твоего, сколько форум ни читай. ))
в формате или нет - мне без разницы. длинноты затягивают только у Бродского, у остальных - вызывают лишь желание сразу перейти к последнему куплету, чтобы понять "чем закончилось". ну или не переходить.
Читаю сейчас публицистику Дмитрия Быкова "Вместо жизни". Очень нравится. Прошелся он вскользь по Довлатову, и по Бродскому невскользь, но все равно это те авторы, которых "открою на любой странице - и не могу, читаю до конца". А Быкова еще качну - нравится, как пишет, хотя и небесспорно. Ну прямо как ты ))
в формате или нет - мне без разницы. длинноты затягивают только у Бродского, у остальных - вызывают лишь желание сразу перейти к последнему куплету, чтобы понять "чем закончилось". ну или не переходить.
Читаю сейчас публицистику Дмитрия Быкова "Вместо жизни". Очень нравится. Прошелся он вскользь по Довлатову, и по Бродскому невскользь, но все равно это те авторы, которых "открою на любой странице - и не могу, читаю до конца". А Быкова еще качну - нравится, как пишет, хотя и небесспорно. Ну прямо как ты ))
dubna-inform.ru
Re: Литературная страничка
losharik писал(а):мой вкус все равно останется вкуснее твоего, //////////////////////////////// Ну прямо как ты ))
Пра миня есть= зачот. В эту минуту сожалею об отсутсвии лапуськи.
Моё кунфу сильнее твоего кунфу!
Быкова - вышли мне, плиз.
Re: Литературная страничка
Империя зла. На кого? На осенние лужи,
На тучи, на капли дождя, на алеющий клён...
На небо, на ветер, который безжалостно кружит
Истлевшие клочья надменных когда-то знамён.
Империя зла. На тебя. Пусть царапает душу
Свет гаснущих звёзд. Ни покоя в нём нет, ни тепла...
Ты предал её, растоптал, осмеял и разрушил,
А после забыл... И за это Империя зла.
На тучи, на капли дождя, на алеющий клён...
На небо, на ветер, который безжалостно кружит
Истлевшие клочья надменных когда-то знамён.
Империя зла. На тебя. Пусть царапает душу
Свет гаснущих звёзд. Ни покоя в нём нет, ни тепла...
Ты предал её, растоптал, осмеял и разрушил,
А после забыл... И за это Империя зла.
Re: Литературная страничка
кастро : продолжаю аплодировать.
Re: Литературная страничка
...господа, это вовсе не осень
это просто-хуЁв0е лето..
если кто-то чего то попросит
я оставлю его без ответа
по дождю
по утру
из подъезда
Выхожу, без зонта и без кепки
Где вчера я заснул тут - не помню
Но проснулся на лестничной клетке..
это просто-хуЁв0е лето..
если кто-то чего то попросит
я оставлю его без ответа
по дождю
по утру
из подъезда
Выхожу, без зонта и без кепки
Где вчера я заснул тут - не помню
Но проснулся на лестничной клетке..
-
Поручик
Re: Литературная страничка
Дос писал(а):...господа, это вовсе не осень
это просто-хуЁв0е лето..
если кто-то чего то попросит
я оставлю его без ответа
по дождю
по утру
из подъезда
Выхожу, без зонта и без кепки
Где вчера я заснул тут - не помню
Но проснулся на лестничной клетке..
Re: Литературная страничка
Творите, господа! Читать вас - в радость!
Алкоголь надо принимать таким, какой он есть.
Re: Литературная страничка
Спасибо Артур, а мы продолжаем)))
у меня вообще этих стихов Два мешка на чердаке лежит.))
Кой что буду выкладывать.
..Осень и весна пора открытий
Доктора Курпатова слова
У меня в палате-ноль событий
Только ноль помноженый на два
Очень крепко я, привязан к месту
Не зависит это от меня
Жизнь моя теперь-течёт как тесто..
Да.............................................
Не происходит ни х?я
Годы пролетают за окошком
Где то чья то подрастает дочь
Уменя здесь только наволочки с горошком.
И ко мне приходят...
День и ночь...
Я уже не помню что и сделал
Что то в интернете написал
Вроде вышел я потом за хлебом........
..........нет.....не помню где я проживал
Доктор говорит что скоро лето
Я ему поверю просто так
Сёдня будет ужин и котлета.
...жизнь прожить-не поле перейти...
у меня вообще этих стихов Два мешка на чердаке лежит.))
Кой что буду выкладывать.
..Осень и весна пора открытий
Доктора Курпатова слова
У меня в палате-ноль событий
Только ноль помноженый на два
Очень крепко я, привязан к месту
Не зависит это от меня
Жизнь моя теперь-течёт как тесто..
Да.............................................
Не происходит ни х?я
Годы пролетают за окошком
Где то чья то подрастает дочь
Уменя здесь только наволочки с горошком.
И ко мне приходят...
День и ночь...
Я уже не помню что и сделал
Что то в интернете написал
Вроде вышел я потом за хлебом........
..........нет.....не помню где я проживал
Доктор говорит что скоро лето
Я ему поверю просто так
Сёдня будет ужин и котлета.
...жизнь прожить-не поле перейти...
Re: Литературная страничка
Я плюю в пустые колодцы,
Пусть там будет немного водицы
Те кто видит лишь сбоку-уверен:
-Человек нехороший, как птицы!
Я плюю проходя по болотам
Очищаю слюнями я жижу
Те кто сбоку к чему то примотан
Что то думают..
Я их не вижу....
Пусть там будет немного водицы
Те кто видит лишь сбоку-уверен:
-Человек нехороший, как птицы!
Я плюю проходя по болотам
Очищаю слюнями я жижу
Те кто сбоку к чему то примотан
Что то думают..
Я их не вижу....
Re: Литературная страничка
Рыбий киллер
аффтар: Стройбатыч
Человеку в жизни везёт чаще, чем он об этом догадывается. Не везёт, впрочем, тоже.
Уличный торговец старыми книгами уже третью неделю не может продать томик Николая Гоголя, потому что томик Николая Гоголя никому из прохожих не нужен, даже за пятнадцать рублей. А ведь там, между пятьдесят четвёртой и пятьдесят пятой страницей, где Пульхерия Ивановна сожалеет о кошке, лежат три стодолларовые бумажки. Которые два года назад припрятала на чёрный день Александра Максимовна Гоббс, предыдущая владелица книги, поклонница Гоголя, ныне покойная. Чёрный её день наступил так внезапно, что Александра Максимовна просто не успела долларами воспользоваться. Внук же её, не заглядывая в глупые книги, быстро и невыгодно их продал, по абстинентной торопливости своей скинув собрание русской классики за шестьдесят пять целковых. На ангидрид не хватало.
- Вам убить? – учтиво спрашивает меня невысокий чернявый малый в фартуке.
Он стоит за прилавком в супермаркете, рядом с продавщицей в рыбном отделе. В руке у него засаленная скалка. Продавщица, высунув сквозь дежурную улыбку фрагмент языка, сноровисто выловила из огромного аквариума выбранную мною рыбину, которая полным ужаса левым глазом...
- Убить? – ещё раз спрашивает малый.
Вот один – вёл жизнь добродетельного праведника, честнейший муж, отец, сын. А в последний месяц перед уходом вдруг как с цепи сорвался – пьянство, приставание к недоспелым подружкам дочери, травка в сомнительных компаниях, побои жене. Затем кислота и, допустим, инфаркт в ночном клубе. И многие будут думать про него: «Вот ведь жук – всю жизнь под праведника косил, а в конце выдал-таки себя. Ишь, гад двуликий…»
Или наоборот. Человек всю жизнь всем вредил, сдавал, косячил. Подло жил. А в последний свой месяц – тому помог, этому, ну, или той, этой. Или просто, умирая, попросил смиренно у всех прощения, да и сам всех простил. И уже не кажется, что был он таким уж безоговорочным =Автоцензор: Правила форума 2.1. Применение нецензурных слов и выражений на любом языке к участникам любого обсуждения и обсуждаемым темам, угрозы и оскорбления других пользователей.= всю жизнь, ведь дремало же нечто хорошее на самом донышке его натуры, прощальным пузырьком всплывшее под самый финал.
Жизнь строится на постоянных обновлениях, часто стирающих прежние заслуги и промахи. Каждую секунду огромный неведомый палец давит Ф5. Иногда это радует, иногда утомляет.
Случай, чей-то, возможно и не твой, впритирку проходит рядом, обдав то ощущением близкого, но всё же ускользающего успеха, то могилой. Некоторое время смотришь ему вслед, представляя себе все хитросплетения порождённых им взаимозависимых процессов, и, окончательно запутавшись в них, плюнув, идёшь дальше, мимо торговца старыми книгами, стараясь на всякий случай не делать зла.
- Вам убить? – доносится с верхнего яруса небес обращённый не к нам вопрос, и тень гигантской скалки легко и беззвучно скользит по планете, и никак не расслышать ответ…
аффтар: Стройбатыч
Человеку в жизни везёт чаще, чем он об этом догадывается. Не везёт, впрочем, тоже.
Уличный торговец старыми книгами уже третью неделю не может продать томик Николая Гоголя, потому что томик Николая Гоголя никому из прохожих не нужен, даже за пятнадцать рублей. А ведь там, между пятьдесят четвёртой и пятьдесят пятой страницей, где Пульхерия Ивановна сожалеет о кошке, лежат три стодолларовые бумажки. Которые два года назад припрятала на чёрный день Александра Максимовна Гоббс, предыдущая владелица книги, поклонница Гоголя, ныне покойная. Чёрный её день наступил так внезапно, что Александра Максимовна просто не успела долларами воспользоваться. Внук же её, не заглядывая в глупые книги, быстро и невыгодно их продал, по абстинентной торопливости своей скинув собрание русской классики за шестьдесят пять целковых. На ангидрид не хватало.
- Вам убить? – учтиво спрашивает меня невысокий чернявый малый в фартуке.
Он стоит за прилавком в супермаркете, рядом с продавщицей в рыбном отделе. В руке у него засаленная скалка. Продавщица, высунув сквозь дежурную улыбку фрагмент языка, сноровисто выловила из огромного аквариума выбранную мною рыбину, которая полным ужаса левым глазом...
- Убить? – ещё раз спрашивает малый.
Вот один – вёл жизнь добродетельного праведника, честнейший муж, отец, сын. А в последний месяц перед уходом вдруг как с цепи сорвался – пьянство, приставание к недоспелым подружкам дочери, травка в сомнительных компаниях, побои жене. Затем кислота и, допустим, инфаркт в ночном клубе. И многие будут думать про него: «Вот ведь жук – всю жизнь под праведника косил, а в конце выдал-таки себя. Ишь, гад двуликий…»
Или наоборот. Человек всю жизнь всем вредил, сдавал, косячил. Подло жил. А в последний свой месяц – тому помог, этому, ну, или той, этой. Или просто, умирая, попросил смиренно у всех прощения, да и сам всех простил. И уже не кажется, что был он таким уж безоговорочным =Автоцензор: Правила форума 2.1. Применение нецензурных слов и выражений на любом языке к участникам любого обсуждения и обсуждаемым темам, угрозы и оскорбления других пользователей.= всю жизнь, ведь дремало же нечто хорошее на самом донышке его натуры, прощальным пузырьком всплывшее под самый финал.
Жизнь строится на постоянных обновлениях, часто стирающих прежние заслуги и промахи. Каждую секунду огромный неведомый палец давит Ф5. Иногда это радует, иногда утомляет.
Случай, чей-то, возможно и не твой, впритирку проходит рядом, обдав то ощущением близкого, но всё же ускользающего успеха, то могилой. Некоторое время смотришь ему вслед, представляя себе все хитросплетения порождённых им взаимозависимых процессов, и, окончательно запутавшись в них, плюнув, идёшь дальше, мимо торговца старыми книгами, стараясь на всякий случай не делать зла.
- Вам убить? – доносится с верхнего яруса небес обращённый не к нам вопрос, и тень гигантской скалки легко и беззвучно скользит по планете, и никак не расслышать ответ…
Re: Литературная страничка
Питерцы. Зарисовки
аффтар: Арчет, Алекс, Арчи
Бабушка монгольского вида скромно стоит у стены. Перед ней лежит узорчатая плошка. Временами бабушка осеняет прохожих крестным знамением и Христом-Богом просит просит на хлеб.
Проходящий мимо парень опрокидывает плошку на бок. Мелочь золотистым ручейком хлещет на пол.
- Шайтан! - кричит ему вслед бабка. - Атунхэнчи! Аллах тебя покарает!!!
Потом нагибается, с трудом, пересчитывая, собирает монеты и продолжает просить Христом-богом.
Девушка лет двадцати пяти и молодой паренек, спящий у нее на коленях.
Паренек подобен беззаботному котенку, а девушка - мудрой опытной кошке, которая взяла над ним опеку.
Мальчик проснется - и они снова станут на равных.
Для окружающих.
Весна. Нищий у входа пускает кусочком зеркала солнечных зайцев. Зайцы прыгают по вестибюлю, гоняются друг за другом и вообще радуются жизни.
На неудобном трамвайном кресле сидит женщина того возраста, когда место еще не уступают, но уже об этом подумывают.
Из под ее короткой юбки виднеются ноги, отполированные мужскими взглядами просто таки до зеркального блеска.
- Осторожно, двери закрываются...
Щелк.
От "косяка", если в метро есть косяки, отделяется человеческая фигура. Худой бородатый паренек, одетый в радужные цвета.
- Слушайте меня, люди! - кричит от на весь вагон, и голос его без труда перекрывает шум разгоняющегося поезда. - Я только что слышал голос с Неба!!!
В глазах пассажиров зажигается вялый интерес.
- И он сказал мне! - продолжает надсаживаться парень. - Он сказал... Он сказал... - парень вдруг переходит на искренний, проникновенный театральный шепот: "Осторожно!" - сказал он мне. "Двери - закрываются!" Вы слышите?! Голос с Неба предостерег меня! Он смотрит на нас!..
Три пьяных паренька в трениках, со спортивными сумками, стоят у дверей. Рядом с ними в углу сиденья жмется девушка с умной книжкой в руках и глазами спаниэля. Она терзаема моральным выбором - пересесть подальше от плебеев или оставить за собой нагретое место. Мучается.
Тоннель. Двое детей, мальчик и девочка, сидят на скамье, спинами к пассажирам, рядом.
Оба выставили по два пальца - ножки - и их фигурки, карикатурные Адам и Ева, бродят по берегу оконного стекла. Кукольный театр во тьме.
К перрону подходит синяя гусеница.
Молодой парень ждет, пока состав слегка притормозит, и ласково проводит рукой по проходящим вагонам.
Погладил поезд...
Молодой веселый китаец с двумя бананами. Один ест сам, другой предлагает попутчикам. По очереди.
Многие благодарят. Все отказываются.
Раннее утро. Молодой крепкий мужчина, похожий на рабочего из советского кино, или старорежимного дворника, - в фартуке и чистых рукавицах. Он торгует снедью с тележки.
Покупателей нет пять минут, семь...
Мужчина вынимает из нагрудного кармана кошелёк и кладет в кассу десять рублей.
Тихонько берет с прилавка "песочное" колечко...
Крошит его голубям.
Рядом с метро - старик с плохонькой гитарой и самодельным усилителем на тележке. Он поет "Прекрасное далёко" голосом очень пьяного сказочника. Грустно-грустно. Для него "Далёко" закончилось где-то здесь - на ветру, с корзинкой для милостыньки.
И все-таки. Он же на что-то надеется...
Он идет по кромке платформы - танцует, кружится, вертится на носочках, прижимая к ушам музыку. За спиной болтается радужный шмотник. Сверху что-то громко кричит диктор, странно смотрят прохожие - но он не видит их и не слышит.
Он танцует на кромке. Если отвлечься - окажешься на рельсах.
Метро. Поезд. Девушка спит на плече у парня.
Неожиданно вагон встряхивает и девушка просыпается.
Очень удивленно смотрит на свою "подушку".
- Спите-спите, - успокаивает ее парень. Я до конечной...
Девушка оглядывает его сонно-оценивающе, благодарно что-то бормочет и кладет голову обратно. Досыпать.
У входа в метро стоит молодой парень. Он держит дверь, прилагая к этому видимые усилия. Но улыбается. Мимо него идут женщины: девочки, девушки, бабушки. Кто-то благодарит кивком, некоторые вслух, но большая часть просто проходит мимо.
Если б ему отпустить дверь и не бороться с ветром - она прекрасно открылась бы сама. Правда, в другую сторону.
Он знает об этом. Он улыбается.
Вы замечали, что люди в метро делятся на прохожих и персонажей?
Вот скамейка. На ней - шестеро мужиков.
Кажется, у них обычный, славянский тип лица, и все же, все же...
Они закрыли глаза. Смотрят внутрь себя, устало, и кажется, - перед тобой застыли в строю легионеры Великого Рима, Urbis magna imperia.
Сидячий строй - не гладиаторов, нет, обычных служак, с кожей лица, похожей на вспененное железо, и шрамами на щеках.
"Следующая остановка..."
Все.
Вагон. По проходу между сиденьями движется парень в армейской форме. Никто ему не подает.
И правильно.
Парень выдал себя за героя Афганистана, не подходя по возрасту совершенно. То есть, совсем.
И все-таки ему перепало.
Семейная пара - обоим под семьдесят лет.
Плевать им на возраст.
Их сына забрали молодым.
Восьмилетняя девочка. Торгует котенком.
Похожи.
© sir-archet.livejournal.com/
аффтар: Арчет, Алекс, Арчи
Бабушка монгольского вида скромно стоит у стены. Перед ней лежит узорчатая плошка. Временами бабушка осеняет прохожих крестным знамением и Христом-Богом просит просит на хлеб.
Проходящий мимо парень опрокидывает плошку на бок. Мелочь золотистым ручейком хлещет на пол.
- Шайтан! - кричит ему вслед бабка. - Атунхэнчи! Аллах тебя покарает!!!
Потом нагибается, с трудом, пересчитывая, собирает монеты и продолжает просить Христом-богом.
Девушка лет двадцати пяти и молодой паренек, спящий у нее на коленях.
Паренек подобен беззаботному котенку, а девушка - мудрой опытной кошке, которая взяла над ним опеку.
Мальчик проснется - и они снова станут на равных.
Для окружающих.
Весна. Нищий у входа пускает кусочком зеркала солнечных зайцев. Зайцы прыгают по вестибюлю, гоняются друг за другом и вообще радуются жизни.
На неудобном трамвайном кресле сидит женщина того возраста, когда место еще не уступают, но уже об этом подумывают.
Из под ее короткой юбки виднеются ноги, отполированные мужскими взглядами просто таки до зеркального блеска.
- Осторожно, двери закрываются...
Щелк.
От "косяка", если в метро есть косяки, отделяется человеческая фигура. Худой бородатый паренек, одетый в радужные цвета.
- Слушайте меня, люди! - кричит от на весь вагон, и голос его без труда перекрывает шум разгоняющегося поезда. - Я только что слышал голос с Неба!!!
В глазах пассажиров зажигается вялый интерес.
- И он сказал мне! - продолжает надсаживаться парень. - Он сказал... Он сказал... - парень вдруг переходит на искренний, проникновенный театральный шепот: "Осторожно!" - сказал он мне. "Двери - закрываются!" Вы слышите?! Голос с Неба предостерег меня! Он смотрит на нас!..
Три пьяных паренька в трениках, со спортивными сумками, стоят у дверей. Рядом с ними в углу сиденья жмется девушка с умной книжкой в руках и глазами спаниэля. Она терзаема моральным выбором - пересесть подальше от плебеев или оставить за собой нагретое место. Мучается.
Тоннель. Двое детей, мальчик и девочка, сидят на скамье, спинами к пассажирам, рядом.
Оба выставили по два пальца - ножки - и их фигурки, карикатурные Адам и Ева, бродят по берегу оконного стекла. Кукольный театр во тьме.
К перрону подходит синяя гусеница.
Молодой парень ждет, пока состав слегка притормозит, и ласково проводит рукой по проходящим вагонам.
Погладил поезд...
Молодой веселый китаец с двумя бананами. Один ест сам, другой предлагает попутчикам. По очереди.
Многие благодарят. Все отказываются.
Раннее утро. Молодой крепкий мужчина, похожий на рабочего из советского кино, или старорежимного дворника, - в фартуке и чистых рукавицах. Он торгует снедью с тележки.
Покупателей нет пять минут, семь...
Мужчина вынимает из нагрудного кармана кошелёк и кладет в кассу десять рублей.
Тихонько берет с прилавка "песочное" колечко...
Крошит его голубям.
Рядом с метро - старик с плохонькой гитарой и самодельным усилителем на тележке. Он поет "Прекрасное далёко" голосом очень пьяного сказочника. Грустно-грустно. Для него "Далёко" закончилось где-то здесь - на ветру, с корзинкой для милостыньки.
И все-таки. Он же на что-то надеется...
Он идет по кромке платформы - танцует, кружится, вертится на носочках, прижимая к ушам музыку. За спиной болтается радужный шмотник. Сверху что-то громко кричит диктор, странно смотрят прохожие - но он не видит их и не слышит.
Он танцует на кромке. Если отвлечься - окажешься на рельсах.
Метро. Поезд. Девушка спит на плече у парня.
Неожиданно вагон встряхивает и девушка просыпается.
Очень удивленно смотрит на свою "подушку".
- Спите-спите, - успокаивает ее парень. Я до конечной...
Девушка оглядывает его сонно-оценивающе, благодарно что-то бормочет и кладет голову обратно. Досыпать.
У входа в метро стоит молодой парень. Он держит дверь, прилагая к этому видимые усилия. Но улыбается. Мимо него идут женщины: девочки, девушки, бабушки. Кто-то благодарит кивком, некоторые вслух, но большая часть просто проходит мимо.
Если б ему отпустить дверь и не бороться с ветром - она прекрасно открылась бы сама. Правда, в другую сторону.
Он знает об этом. Он улыбается.
Вы замечали, что люди в метро делятся на прохожих и персонажей?
Вот скамейка. На ней - шестеро мужиков.
Кажется, у них обычный, славянский тип лица, и все же, все же...
Они закрыли глаза. Смотрят внутрь себя, устало, и кажется, - перед тобой застыли в строю легионеры Великого Рима, Urbis magna imperia.
Сидячий строй - не гладиаторов, нет, обычных служак, с кожей лица, похожей на вспененное железо, и шрамами на щеках.
"Следующая остановка..."
Все.
Вагон. По проходу между сиденьями движется парень в армейской форме. Никто ему не подает.
И правильно.
Парень выдал себя за героя Афганистана, не подходя по возрасту совершенно. То есть, совсем.
И все-таки ему перепало.
Семейная пара - обоим под семьдесят лет.
Плевать им на возраст.
Их сына забрали молодым.
Восьмилетняя девочка. Торгует котенком.
Похожи.
© sir-archet.livejournal.com/
-
SharryPaha
- Сообщения: 212
- Зарегистрирован: 14 май 2009, 12:34
Re: Литературная страничка
Что-то местные авторы поутихли. И не зарисовывают. А у вас, Мура, и у самого неплохо получается наблюдать и описывать. Может, своего чего добавите? Из последнего?